В лагере военнопленных
Однажды поздно вечером (это было в декабре) комендант созвал экстренное совещание. Предстояло проверить бытовые условия, в которых живут военнопленные в лагере, расположенном за речкой Бугульминкой. Кроме помощников коменданта на совещании присутствовали командиры взводов и командир комендантской роты Пичкурис.
— Я получил телеграмму Реввоенсовета армии. Необходимо проверить лагерь военнопленных и доложить Реввоенсовету Республики. Материалы приказано представить через три-четыре дня, — сказал комендант. — Большинство военнопленных составляют чехи и словаки, венгры и немцы, поэтому я считаю целесообразным
назначить руководителем проверочной комиссии товарища Гашека. Он знает языки этих людей, недавно сам был в лагере в связи с жалобой военнопленных на появление в бараках вшей.
В комиссию был включен и я.
Снаружи лагерь производил неприятное впечатление: серые деревянные бараки, огражденные колючей проволокой, у ворот стояли двое часовых в выцветших шинелишках и фуражках образца германской армии; на территории лагеря копошились военнопленные.
Мы подробно ознакомились с условиями их жизни и труда. Солдаты жили отдельно от своих офицеров, размещавшихся в более благоустроенных домах, а многие из офицеров снимали частные квартиры. Когда мы зашли в офицерский барак, дежурный вызвал его обитателей, сообщив им о цели нашего прихода. Офицеры отнеслись к нам сначала недоверчиво, с плохо скрываемой неприязнью, на задаваемые вопросы отвечали двусмысленно, порой насмешками. Тогда Гашек резко заявил:
— Мы официальные представители военной власти города. Оставьте ваши каламбуры при себе!
После этого офицеры изменили тон разговора с нами.
В солдатских бараках было сыро и темно, двухэтажные нары грязны, по углам — кучи мусора. Печи дымят, не продохнуть от запаха чечевичного супа.
Несколько военнопленных в рваных и выцветших шинелях и гимнастерках австро-венгерской и немецкой армий подошли к нам. Завязалась беседа. Оказывается, белогвардейцы, заняв Бугульму, беспощадно эксплуатировали военнопленных: заставляли работать в имениях помещиков Дмитриева и Елатича, в кулацких хозяйствах, на уборке урожая, лесозаготовках, строительстве шоссейных дорог.
Гашек разговаривал с военнопленными каждой группы на их родном языке: с чехами и словаками на чешском, с австрийскими немцами объяснялся по-немецки, с венграми — на венгерском. Он рассказал, как сам жил в лагерях для военнопленных — в Дарнице под Киевом и в Тоцком под Самарой. Особенно подробно Гашек разъяснил, что теперь военнопленным даны такие же политические права, как и всем гражданам Советской России, что Сяо сделано по предложению В. И. Ленина. Сообщение Гашека о политических правах удивило и обрадовало военнопленных: глаза их засияли, они дружно хлопали в ладоши и кричали:» «Зер гут! Зер гут! Рум Ленин!» (Очень хорошо! Очень хорошо! Слава Ленину!).
После осмотра лагеря было решено созвать собрание военнопленных, чтобы выяснить их настроение и обсудить все злободневные вопросы.
Внимательное отношение комиссии к судьбе военнопленных и особенно задушевная беседа Гашека с ними глубоко тронули их сердца. Это видно было по оживленным лицам всех присутствующих на собрании военнопленных, по их многочисленным выступлениям и вопросам:
— Почему офицеры имеют отдельную кухню?
— Кто их снабжает продовольствием?
— Зачем Советское правительство выплачивает офицерам жалованье?
— Когда нас отправят домой?
Среди выступающих солдат были и такие, кто уже находился под явным влиянием Октябрьской революции. Их выступления отличались критикой в адрес офицерства. Вот одно из них:
— Нас каждую неделю заставляют перевозить со станции продукты для офицерской кухни, — говорил чех Франтишек. — А солдатам из этих продуктов ничего не выделяют, словно мы люди последнего сорта. Офицеры и так живут хорошо. Каждый месяц они получают 60 — 70 рублей... Почему офицерам такие привилегии? Надо их уравнять во всем с нами, мы тоже люди! Хватит им за наш счет барствовать!..
Другой военнопленный, венгр Варга, с возмущением говорил, что офицеры заставляют солдат отдавать честь, а по воскресеньям гоняют в церковь молиться богу.
— Мы не хотим посещать церковь, так как священ, нослужители — это обманщики народа, под видом заботы о наших душах они околпачивают солдат. Дайте нам лучше работу!
Третий военнопленный жаловался на то, что офицеры никакой работы не выполняют, пользуются услугами денщиков. — Пусть сами обслуживают себя, — предложил он.
На все вопросы военнопленных Гашек дал обстоятельные ответы. Он разъяснил политику Коммунистической партии и Советского правительства в отношении военнопленных. «В дальнейшем, — сказал он, — все военнопленные будут снабжаться на общих основаниях. Комендатура кое-чем поможет, например, мылом, предметами уборки (ведра, тазы, метлы), а особо нуждающимся — обувью и одеждой, правда, бывшей в употреблении...»
Гашек призвал военнопленных вступать в Красную Армию, чтобы скорее разгромить интервентов и белогвардейцев в Советской России, а затем общими силами двинуться в Европу, на родину и там установить народную власть...
Военнопленные окружили Гашека и просили его, чтобы он не забывал их, приходил чаще. Гашек свое слово сдержал. Насколько я помню, он несколько раз посещал лагерь, сделал два доклада о текущем моменте, снабжал солдат газетами «Гражданская война», «Окопная правда», «Беднота». Иногда военнопленные сами приходили к нему посоветоваться и поговорить по животрепещущим вопросам.
Военнопленные видели в Гашеке своего защитника, он и в самом деле постоянно старался чем-нибудь помочь им, облегчить их участь. Они называли его своим «адвокатом» или: «наш охранц».
Работа комиссии с военнопленными дала хорошие результаты. Примерно через неделю несколько военнопленных записалось в Красную Армию добровольцами, а позднее заявлений в уездвоенкомат стало поступать все больше и больше.
Нам, работникам военной комендатуры, нередко приходилось бывать в уездном военном комиссариате. Мне вспоминается один эпизод, представляющий некоторый интерес для характеристики деятельности Гашека в Бугульме.
В начале ноября среди работников комендатуры Гашек стал развивать идею о том, что в Бугульме возможно и необходимо организовать интернациональный отряд Красной Армии из бывших военнопленных: чехов, словаков, венгров и австрийских немцев. Особенно настойчиво он добивался этого после обследования их лагеря. По этому вопросу ему часто приходилось бывать и в уездном военном комиссариате.
Гашеку не сразу удалось провести свою идею в жизнь: этому помешало начавшееся наступление белогвардейцев-каппелевцев и польских легионеров в районе Бугульмы. Только после разгрома белых под Бугульмой Гашек с помощью уездного военкомата организовал небольшую интернациональную роту (около 70 человек), которую сначала прикрепили к нашей комендатуре, а в конце декабря передали в особый интернациональный полк.
